Неточные совпадения
И Степан Аркадьич улыбнулся. Никто бы на месте Степана Аркадьича, имея дело с таким отчаянием, не позволил себе улыбнуться (улыбка показалась бы грубой), но в его улыбке было так много доброты и почти женской нежности, что улыбка его не оскорбляла, а смягчала и успокоивала. Его
тихие успокоительные
речи и улыбки действовали смягчающе успокоительно, как миндальное масло. И Анна скоро почувствовала это.
Беседы с Натальей Савишной повторялись каждый день; ее
тихие слезы и спокойные набожные
речи доставляли мне отраду и облегчение.
Бросила прочь она от себя платок, отдернула налезавшие на очи длинные волосы косы своей и вся разлилася в жалостных
речах, выговаривая их тихим-тихим голосом, подобно когда ветер, поднявшись прекрасным вечером, пробежит вдруг по густой чаще приводного тростника: зашелестят, зазвучат и понесутся вдруг унывно-тонкие звуки, и ловит их с непонятной грустью остановившийся путник, не чуя ни погасающего вечера, ни несущихся веселых песен народа, бредущего от полевых работ и жнив, ни отдаленного тарахтенья где-то проезжающей телеги.
Безбедов встал на ноги, пошатнулся, взмахнул руками, он как будто не слышал последних слов Самгина, он стал говорить
тише, но от этого
речь его казалась Климу еще более кипящей, обжигающей.
Нянька была единственным человеком, который пролил
тихие слезы над гробом усопшей. После похорон, за обедом, Иван Акимович Самгин сказал краткую и благодарную
речь о людях, которые умеют жить, не мешая ближним своим. Аким Васильевич Самгин, подумав, произнес...
В последний вечер пред отъездом в Москву Самгин сидел в Монастырской роще, над рекою, прислушиваясь, как музыкально колокола церквей благовестят ко всенощной, — сидел, рисуя будущее свое: кончит университет, женится на простой, здоровой девушке, которая не мешала бы жить, а жить надобно в провинции, в
тихом городе, не в этом, где слишком много воспоминаний, но в таком же вот, где подлинная и грустная правда человеческой жизни не прикрыта шумом нарядных
речей и выдумок и где честолюбие людское понятней, проще.
Райский видел этот постоянный взгляд глубокого умиления и почтительной сдержанности, слушал эти
тихие, с примесью невольно прорывавшейся нежности,
речи Тушина, обращаемые к Вере.
Хомяков спорил до четырех часов утра, начавши в девять; где К. Аксаков с мурмолкой в руке свирепствовал за Москву, на которую никто не нападал, и никогда не брал в руки бокала шампанского, чтобы не сотворить тайно моление и тост, который все знали; где Редкин выводил логически личного бога, ad majorem gloriam Hegel; [к вящей славе Гегеля (лат.).] где Грановский являлся с своей
тихой, но твердой
речью; где все помнили Бакунина и Станкевича; где Чаадаев, тщательно одетый, с нежным, как из воску, лицом, сердил оторопевших аристократов и православных славян колкими замечаниями, всегда отлитыми в оригинальную форму и намеренно замороженными; где молодой старик А. И. Тургенев мило сплетничал обо всех знаменитостях Европы, от Шатобриана и Рекамье до Шеллинга и Рахели Варнгаген; где Боткин и Крюков пантеистически наслаждались рассказами М. С. Щепкина и куда, наконец, иногда падал, как Конгривова ракета, Белинский, выжигая кругом все, что попадало.
И
тихого ангела бог ниспослал
В подземные копи, — в мгновенье
И говор, и грохот работ замолчал,
И замерло словно движенье,
Чужие, свои — со слезами в глазах,
Взволнованны, бледны, суровы,
Стояли кругом. На недвижных ногах
Не издали звука оковы,
И в воздухе поднятый молот застыл…
Всё тихо — ни песни, ни
речи…
Казалось, что каждый здесь с нами делил
И горечь, и счастие встречи!
Святая, святая была тишина!
Какой-то высокой печали,
Какой-то торжественной думы полна.
Князь даже одушевился говоря, легкая краска проступила в его бледное лицо, хотя
речь его по-прежнему была
тихая. Камердинер с сочувствующим интересом следил за ним, так что оторваться, кажется, не хотелось; может быть, тоже был человек с воображением и попыткой на мысль.
Эта выходка рассмешила и успокоила Михалевича. «До завтра», — проговорил он с улыбкой и всунул трубку в кисет. «До завтра», — повторил Лаврецкий. Но друзья еще более часу беседовали… Впрочем, голоса их не возвышались более, и
речи их были
тихие, грустные, добрые
речи.
Каждый вечер происходили эти
тихие любовные
речи, и Феня все больше проникалась сознанием правоты баушки Лукерьи. А с другой стороны, ее тянуло в Тайболу мертвой тягой: свернулась бы птицей и полетела… Хоть бы один раз взглянуть, что там делается!
Но Петр Васильич не ограничился этой неудачной попыткой. Махнув рукой на самого Мыльникова, он обратил внимание на его сотрудников. Яшка Малый был ближе других, да глуп, Прокопий, пожалуй, и поумнее, да трус — только телята его не лижут… Оставался один Семеныч, который был чужим человеком. Петр Васильич зазвал его как-то в воскресенье к себе, велел Марье поставить самовар, купил наливки и завел
тихие любовные
речи.
По целым часам он стоял перед «Снятием со креста», вглядываясь в каждую черту гениальной картины, а Роберт Блюм
тихим, симпатичным голосом рассказывал ему историю этой картины и рядом с нею историю самого гениального Рубенса, его безалаберность, пьянство, его унижение и возвышение. Ребенок стоит, пораженный величием общей картины кельнского Дома, а Роберт Блюм опять говорит ему хватающие за душу
речи по поводу недоконченного собора.
В комнате непрерывно звучали два голоса, обнимаясь и борясь друг с другом в возбужденной игре. Шагал Павел, скрипел пол под его ногами. Когда он говорил, все звуки тонули в его
речи, а когда спокойно и медленно лился тяжелый голос Рыбина, — был слышен стук маятника и
тихий треск мороза, щупавшего стены дома острыми когтями.
Но только что Ахилла протрубил свое последнее слово, как Захария тою же
тихою и бесстрастною
речью продолжал чтение таблички словами...
— Ш-ш! — зашипел кто-то и застучал по столу. На секунду как будто стало
тише, и оттуда, где сидели чиновники, поплыла чья-то печальная возвышенная
речь...
Медленно проходя мимо этой мирной жизни, молодой Кожемякин ощущал зависть к её
тихому течению, ему хотелось подойти к людям, сидеть за столом с ними и слушать обстоятельные
речи, —
речи, в которых всегда так много отмечалось подробностей, что трудно было поймать их общий смысл.
Оглядываясь на людей, он видел, что
речь принимается внимательно, слышал одобрительный гул и сам поддавался
тихой волне общего движения, качавшего толпу, сдвигая её всё плотнее и крепче.
Он тихо двигался рядом с Еленой, неловко выступал, неловко поддерживал ее руку, изредка толкал ее плечом и ни разу не взглянул на нее; но
речь его текла легко, если не совсем свободно, он выражался просто и верно, и в глазах его, медленно блуждавших по стволам деревьев, по песку дорожки, по траве, светилось
тихое умиление благородных чувств, а в успокоенном голосе слышалась радость человека, который сознает, что ему удается высказываться перед другим, дорогим ему человеком.
Итак, вот единственное облако, которое омрачает
тихий вечер отставного администратора; во всех прочих отношениях он блаженствует. Он охотно смешивает либерализм с сокращением переписки, и когда однажды у нас зашла
речь о постепенном шествии вперед на пути гражданственности и устности...
Едва кончилась эта сладкая
речь, как из задних рядов вышел Калатузов и начал рассказывать все по порядку ровным и
тихим голосом. По мере того как он рассказывал, я чувствовал, что по телу моему рассыпается как будто горячий песок, уши мои пылали, верхние зубы совершенно сцеплялись с нижними; рука моя безотчетно опустилась в карман панталон, достала оттуда небольшой перочинный ножик, который я тихо раскрыл и, не взвидя вокруг себя света, бросился на Калатузова и вонзил в него…
Тихая ночь, близость любимой девушки, милые, незатейливые
речи, минутная вспышка гнева и потом внезапная ласка — господи!
Голос Ирины становился все
тише и
тише, и самая
речь замедлялась все более и более.
Он чувствовал, что эта девушка любит жизнь и людей глубокой, полной тревоги и сострадания любовью матери; он терпеливо ждал, когда его вера зажжет ей сердце и
тихая любовь преобразится в страсть, ему казалось, что девушка слушает его
речи всё внимательнее, что в сердце она уже согласна с ним.
Её
речи, её жалобы возбудили в нём горячее, светлое чувство к этой женщине. Её горе как бы слилось с его несчастием в одно целое и породнило их. Крепко обняв друг друга, они долго
тихими голосами рассказывали один другому про свои обиды.
Он снова с веселой яростью, обезумевший от радости при виде того, как корчились и метались эти люди под ударами его
речей, начал выкрикивать имена и площадные ругательства, и снова негодующий шум стал
тише. Люди, которых не знал Фома, смотрели на него с жадным любопытством, одобрительно, некоторые даже с радостным удивлением. Один из них, маленький, седой старичок с розовыми щеками и глазками, вдруг обратился к обиженным Фомой купцам и сладким голосом пропел...
Парень засмеялся и сел за стол. Его смех окутал Климкова тёплым облаком воспоминаний о церкви и
тихом овраге, о пожаре и
речах кузнеца. Молча, смущённо улыбаясь, он осторожно пожал руку брата.
И, повинуясь влечению к новым для него людям, он всё чаще посещал Якова, более настойчиво искал встреч с Ольгой, а после каждого свидания с ними —
тихим голосом, подробно докладывал Саше о том, что они говорили, что думают делать. И ему было приятно говорить о них, он повторял их
речи с тайным удовольствием.
Безличные во тьме, странно похожие один на другого, но двору рассыпались какие-то
тихие, чёрные люди, они стояли тесными группами и, слушая липкий голос Саши, беззвучно покачивались на ногах, точно под сильными толчками ветра.
Речь Саши насыщала грудь Климкова печальным холодом и острою враждою к шпиону.
Иначе глядели глаза; во всем существе его, в движениях, то замедленных, то бессвязно порывистых, в похолодевшей, как бы разбитой
речи, высказывалась усталость окончательная, тайная и
тихая скорбь, далеко различная от той полупритворной грусти, которою он щеголял, бывало, как вообще щеголяет ею молодежь, исполненная надежд и доверчивого самолюбия.
Под кручею шумел и дымился к ночи весенний ручей, потрескивал костер в сырых ветвях и крючил молодые водянистые листочки, и все, вместе с
тихой и жалобной
речью бродяги, певучими ответами Петруши, сливалось в одну бесконечную и заунывную песню.
Звонок! Наконец-то! Это она; она придет, внесет в мою темную и душную комнату запах свежести, нарушит ее молчание
тихою, ласковою
речью и осветит ее своею красотою.
Женщина, толкая меня ногою, лукаво подзадоривает старика, а он, надуваясь павлином, распускает пышный хвост своей
речи. Шалости супруги его мешают мне слушать, и я снова не замечаю, когда изменился его голос, стал
тише, внушительнее.
Но только что Ахилла вострубил свое последнее слово, как Захария, тою же своею
тихою и бесстрастною
речью, продолжал чтение таблички словами...
Из другой комнаты ее
тихая, ровная
речь слышалась так: «Ох-тех-те». Она стала шептаться со стариком и с Аксиньей, и их лица тоже приняли лукавое и таинственное выражение, как у заговорщиков.
(Дверь за Бессеменовым затворяется, и конца
речи не слышно. Комната пуста. С двух сторон в нее несется шум: звуки голосов из комнаты Бессеменовых,
тихий говор, стоны и возня из комнаты Татьяны. Тетерев вносит ведро воды, ставит у двери и осторожно стучит в нее пальцем. Степанида отворяет дверь, берет ведро и тоже выходит в комнату, отирая пот с лица.)
Ветру
речи говорила:
— Ветер
тихий, друг сердечный,
Вынь ты сердце-душу из меня!
Филицата. Как женихов не быть! Четвертый год сватаются, и хорошие женихи были; да бабушка у нас больно характерна. Коли не очень богат, так и слышать не хочет; а были и с деньгами, так, вишь, развязности много, ученые
речи говорит, ногами шаркает, одет пестро; что-нибудь да не по ней. Боится, что уважения ей от такого не будет. Ей, видишь ты, хочется зятя и богатого, и чтоб
тихого, не из бойких, чтоб он с затруднением да не про все разговаривать-то умел; потому она сама из очень простого звания взята.
Он говорил вообще мало и с заметным затруднением; но когда одушевлялся,
речь его лилась свободно и — странное дело! — голос его становился еще
тише, взор его как будто уходил внутрь и погасал, а все лицо слабо разгоралось.
За стёклами террасы бесшумно мелькала тёмная фигура, доносился
тихий звон чайных ложек.
Речь хозяина, гудение пчёл, щебетанье птиц — всё точно плавилось в жарком воздухе, сливаясь в однообразный гул и внушая Назарову уныние.
После этого смотра прошлому в душе Орловой родилось странное чувство к мужу, — она всё так же любила его, как и раньше, — слепой любовью самки, но ей стало казаться, как будто Григорий — должник её. Порой она, говоря с ним, принимала тон покровительственный, ибо он часто возбуждал в ней жалость своими беспокойными
речами. Но всё-таки иногда её охватывало сомнение в возможности
тихой и мирной жизни с мужем, хотя она верила, что Григорий остепенится и погаснет в нём его тоска.
— Конечно, из прав, которыми пользуются у нас дамы, не все принадлежат европейской женщине. Но, извините, здесь
речь вовсе не о писанных правах, а именно о правах неписанных, об общественном мнении. Что сказали бы мы сами, если бы в нашу беседу, очень
тихую и не имеющую в себе ничего оскорбительного, вдруг явилась одна из знакомых дам? Я уверен, что и нам и ей было бы не по себе; мы совсем иначе настроиваем себя, если предвидим дамское общество: в этом недостаток уважения к женщине.
— Ничего, Егор Петрович, живите, а мы
тихим людям рады! — говорит он, поглаживая рябые щёки неверными, дрожащими руками. И
речь у него — тоже неверная, вся пересечена оговорками и поправками.
В присутствии учителя Петр и Иоанн перекорялись друг с другом, горячо оспаривая свое место возле Иисуса: перечисляли свои заслуги, мерили степень своей любви к Иисусу, горячились, кричали, даже бранились несдержанно, Петр — весь красный от гнева, рокочущий, Иоанн — бледный и
тихий, с дрожащими руками и кусающейся
речью.
За ним пестрая толпа публики гуляла по бульвару, слышалась то русская, то нерусская
речь, то чинные и
тихие голоса местных почтенных особ, то щебетанье барышень, громкие и веселые голоса взрослых гимназистов, ходивших кучками около двух или трех из них.
Буря в душе закипела, когда Фленушкины
речи коснулись слуха его, и вдруг будто ангел мирный, небесный крылом благодатным ту бурю покрыл… Дуни слова
тихий покой на его разъяренную душу навеяли.
Слышится Василию Борисычу за часовней
тихий говор, но не может ни смысла
речей понять, ни узнать говоривших по голосу. Что голоса женские, это расслышал, и невольно его на них потянуло. Тихонько обошел он часовню, приблизился к чаще рябин и черемух. Узнал голоса: Фленушки с Парашей. Но ни слова расслышать не может, не может понять, о чем говорят.
— Послушай-ка, Алексеюшка, —
тихим голосом повел
речь Патап Максимыч. — Ты это должон понимать, что я возлюбил тебя и доверие к тебе имею большое. Понимаешь ты это аль нет?